На их основе могут строиться и развернутые построения, они, как мы увидим, могут проникать в тематизм иного смысла, вступать с ним в тесные сочетания, даже в нерасторжимые сплавы. Но конкретная тематическая реализация этих мотивов каждый раз оказывается различной. Различно и их эмоциональное наполнение, от едва уловимого подтекста до острейшей экспрессии выражения.
Всем памятно вступление к Четвертой симфонии Чайковского. Его особая выразительность связана с настойчивыми повторами неизменного по высоте тона, которым придана ритмическая индивидуальность. Подобного рода интонационные обороты невольно порождают представление о чем-то давящем, гнетущем, неотвратимом в своей неизменности. И дело здесь не только в гипертрофированной повторное отдельного звука - сведение на нет интонационных сопряжений тонов обнажает выразительность ритмо-формулы, заставляя воспринимать ее как символ поступи рокового свершения. Возможно вам понадобится уборка после ремонта.
Вслушаемся внимательней в приведенный выше мотив. При сходстве с многочисленными темами - олицетворениями судьбы, какие можно встретить в прежней музыке в изобилии, есть и существенное различие. И дело здесь не только в том, что поначалу пульсация выдержанных тонов лишена подчеркнутой агрессивности и словно дана сквозь дымку призрачных звучаний. Не менее важно, что ритмическая канва здесь не имеет броской рельефности, которая так заметна, например, во вступлении к уже упоминавшейся симфонии Чайковского. Возникает ощущение непрерывной, безостановочной пульсации с перебоями, подобной сердцебиению человека, охваченного безотчетной тревогой. Здесь уже рождается иная, далекая от образов музыки Чайковского ассоциация неумолимого хода времени, его своеобразного отсчета.